Ее сердце разрывалось на части. Восемнадцать месяцев назад, в Филадельфии, она поступила глупо и теперь должна заплатить за это своим счастьем. Будь проклята эта ее глупость и опрометчивость! Слезы застилали ей глаза и сдавливали горло, отдаваясь болью в груди.
Несмотря на злость, отчаяние, неопределенность, терзавшие его душу, Кристиан не утратил присущей ему внимательности и мягко посадил самолет. Он чувствовал, что теряет Вивьен, и это разрывало ему сердце.
Они пересели в машину, и Кристиан повез ее домой. Никто из них по-прежнему ничего не говорил. Единственным звуком, раздававшимся в машине, было ровное урчание мотора.
Возле дома Вивьен он остановился.
– Спокойной ночи, Вивьен.
– Спокойной ночи, Кристиан.
На этот раз расставание было для них не сладостной, а горькой мукой.
Недели, последовавшие за ужином в честь Тобиаса Инграма, состояли из пустых минут и часов, сливавшихся в такие же пустые, безрадостные дни и бессонные ночи.
Февраль выдался на редкость ненастным, каждый день падал мокрый снег, оседая на одежду тяжелыми хлопьями. Ходьба по улице превратилась в противное шлепанье по серой слякоти. Свинцовые облака тяжело нависали над городом, и казалось, что солнце уже никогда не сможет разорвать их непроницаемую пелену.
Настроение Вивьен было под стать погоде – мрачное, унылое и безрадостное, – а жизнь превратилась для нее в тяжкую повинность, которую приходилось исполнять. Она жила словно в тумане: ходила, работала, разговаривала с людьми, занималась массой других нужных и неотложных дел, но делала все это словно робот, и даже явные успехи ее маленькой фирмы и значительно расширившаяся клиентурная база не доставляли ей радости.
С другой стороны, работа была ее спасением, и она окунулась в нее с головой. Она плохо спала, у нее пропал аппетит – она почти не замечала, что и когда ест, лишь бы поддерживать силы. И только после того, как однажды у нее на работе закружилась голова, в глазах потемнело и она едва не упала в обморок, вовремя успев ухватиться за спинку кресла и сесть, Вивьен осознала, что так доведет себя до полного истощения, и снова начала заботиться о себе. Она накупила продуктов и набила ими холодильник; по совету одной из своих сотрудниц стала пить на ночь мятный чай, чтобы лучше спать, и постепенно вновь почувствовала себя лучше, хотя прежний аппетит так и не вернулся к ней.
Работа стала ее единственным утешением, и дела шли в гору. Целыми днями она упорно листала телефонную книгу, отыскивая потенциальных клиентов. То, что вначале было лишь средством забыться, притупить боль разрыва, постепенно превратилось в новые выгодные контракты.
Заказов было много, и Вивьен, понемногу приходя в себя, радовалась дополнительной работе с документацией, которой было немало, поскольку она сама выполняла обязанности и главы фирмы, и секретаря, и бухгалтера. Несмотря на все это, она всегда подменяла любого из своих работников, который по той или иной причине не мог выйти на работу. Но только не в том здании, где работал Кристиан. Она не могла представить, чтобы снова встретится с ним.
Одного его имени, одного хотя бы мимолетного воспоминания о нем было достаточно, чтобы ее сердце начало учащенно биться. Несмотря на все усилия, она так и не смогла забыть его, не думать о нем. Она ругала себя, обзывала дурой, но все равно то и дело ловила себя на том, что гадает, где он сейчас и чем занимается.
Через неделю после того злополучного вечера в Филадельфии, как соль на ее незаживающую рану, в местной газете поместили статью о Кристиане с Тобиасом и их компании. Вместе со статьей была помещена их фотография, где они улыбающиеся стояли у бортика одного из своих рыболовецких судов. Понимая, что лишь усугубляет свои страдания, Вивьен все же вырезала и статью, и фотографию и положила в ящик прикроватной тумбочки, чтобы каждый вечер перед сном полюбоваться на нее.
Каждый раз, когда звонил телефон на работе или ее мобильный, она хваталась за него с бьющимся сердцем. Каждый раз, когда над дверью ее нового офиса звенел колокольчик, возвещая о приходе посетителя, она вздрагивала, замирала, кровь ударяла ей в голову. Вивьен была рада, что ее квартира располагалась здесь же, над конторой, ибо ей частенько приходилось бегать за аспирином.
Однажды днем, когда у нее выдалось немного свободного времени, Вивьен решила покрасить карниз, маскировавший панель с выключателями. Она подставила стремянку и, стоя на верхней ступеньке, старалась работать как можно осторожнее, чтобы не коснуться краской находившейся прямо под карнизом панели из натурального дуба.
Когда зазвенел колокольчик над дверью, она обернулась, чтобы посмотреть, кто пришел, да так и застыла от изумления, держа кисть в руке.
Кристиан! На какое-то мгновение ей показалось, что это всего лишь плод ее воображения, но это и в самом деле был он. Ни у кого больше не могло быть таких широких плеч, такой поджарой, спортивной фигуры, таких узких бедер и мускулистых ног. Он был в деловом костюме, еще больше подчеркивавшем его мужскую привлекательность, и Вивьен не сумела сдержать дрожь, пробежавшую по телу. Дрожащей рукой она стала класть кисть в банку, но от ее неловких движений стремянка покачнулась. Вивьен попыталась ухватиться за карниз, но рука соскользнула и задела банку с краской.
– О боже, Вивьен, осторожнее! – крикнул Кристиан и бросился вперед. Он схватил обеими руками опасно раскачивавшуюся стремянку, а Вивьен наконец удалось уцепиться за карниз. Однако секунду спустя она вновь потеряла равновесие и локтем задела банку с краской. Стремянка наклонилась под невероятным углом, однако Кристиану все же удалось удержать ее и не дать упасть.